– Я работал на радио, но руководство решило, что телевизионную группу, которая едет работать на Олимпиаду, надо усилить специалистом по звуку. И этим специалистом выбрали меня.
За два месяца до Олимпиады мы уже были в Москве. Мы приехали со своей ПТС (передвижной телевизионной станцией). Она была новая и по тем временам великолепно технически оснащенная. Там стояли французские камеры с 40-кратной оптикой. (Забегая вперед, скажу, что когда мы стояли на 5-километровом участке марафона, одна из камер была установлена на крыше гостиницы «Россия». И при полном увеличении мы видели деревушки за кольцевой дорогой. А когда мы навели и сделали наезд на окна в зданиях за Кремлевской стеной, рядом стоящие мужчины в пиджаках сказали нам: «Сюда камеры не направлять»).
Кстати, это «сопровождение» продолжалось в ходе всей Олимпиады. Рядом с нами были ребята с такой же, как у нас аккредитацией «Электронная пресса». Наш куратор был довольно интересный: симпатичный, даже красивый молодой мужчина под два метра ростом. А было жарко, очень жарко все эти дни. (Перед Олимпиадой разгоняли тучи, стреляли по небу). А он все время был в очень плотном, под замшу, малиновом пиджаке. И был виден отовсюду.
Он сразу подошел и сказал честно и откровенно: ребята, я из КГБ. Все вопросы, которые возникают, – ко мне. А вопросы, действительно, возникали. В один из дней на соревнованиях по плаванию к нам в ПТС прошел иностранец. (И это при тройном оцеплении: кольцо из солдат, кольцо из милиции, отдельные группы офицеров милиции, а дальше люди в штатском – кто газету читает, кто курит). И как тот иностранец смог преодолеть все эти кордоны… Пришел, и на ломанном русском языке попросил показать, как у нас тут все работает. Может, это была просто провокация – но мы его сразу «сдали». Почему сдали – потому что за полдня до открытия Олимпиады, когда начали проверять полную энергонагрузку на стадионе, одна подстанция вдруг полностью выгорела. То ли это была диверсия, то ли авария. Но мы понимали, что лопухаться нам нельзя. Первый раз Олимпиада у нас, и надо показать ее всему миру нормально. Тем более, что это доверили нам, провинциалам, которых было совсем мало…
Мы были в двух точках: в бассейне (на плавании и прыжках) и в самом конце Олимпиады – на марафоне.
Был курьезный случай. Один из зрителей на трибунах – в какой-то пестрой чалме, в махровом полосатом халате, махал советским и американским флажками. И, конечно, камера нашла его. А он, видя, что камера включилась (красный огонек загорелся сверху), вдруг встает, распахивает свой халат, а там большими буквами: «Верьте в Иисуса Христа». Тут же нам звонок: вы что показываете? И по телефону очень серьезное внушение режиссеру, чтобы, как было сказано, «непроверенных кадров в эфир не давать!».
Здесь в Ульяновске мы готовились к поездке, начиная с февраля. Приехали туда полностью технически готовые. Москвичи нас проверили и были крайне удивлены, что у нас нет ни одного неисправного блока. Может быть, мы поступили и неправильно, истратив весь свой ЗИП и запас микросхем. А ребята из других регионов сделали хорошую халяву: приехали с битыми блоками, а москвичи им все за свой счет починили.
Зато мы первыми встали на точку, и с нами начали репетиции. Происходило это довольно интересно: с 6 утра до 10 вечера мы под руководством режиссера гоняли камеры на пустом бассейне! И это продолжалось около двух недель! (Правда, это все пригодилось, мы проверили камеры на тряску и работу во влажном помещении. Та камера, которая снимала подводные планы, быстро выходила из строя, и было принято решение давать ей «отдышаться».)
Об открытии Олимпиады. Первое, что поражало, – это безлюдность. Сначала из Москвы вывезли всех детишек. Потом всех барышень с Тверской. (До этого можно было их видеть. Сидят, нога на ногу, проходишь, она слегка поднимает туфель, а на подошве написано: 25,30. Я сначала не понял, что это такое, потом мне объяснили: да это цена просто.)
Ну а в день открытия те, кто остался в городе, видимо, смотрели телевизор. И была ошеломляющая тишина и безлюдье. Нереальное что-то и даже страшноватое. Это очень запомнилось.
И начались будни, довольно тяжелые. В 4.30 мы вставали, в 5 завтракали, в 5.30 за нами была машина. И до 11 вечера мы были на рабочем месте. В 12 приезжали в гостиницу. На другой день отдыхали, а потом снова работа.
Серьезность всех мероприятий мы поняли на второй день. Нас собрали и проинструктировали: вас привозят в общежитие, и вы из него никуда не выходите. Второе: в нетрезвом виде быть никого не должно. Но мы же все привыкли к исполнению российских законов… И вот на второй день видим на доске объявлений: такой-то, такой-то и такой-то – за нахождение в нетрезвом виде – отправить по месту жительства. Администрации местного телецентра поставить вопрос об увольнении. За уход из общежития после 10 часов такого-то и такого-то отправить и поставить вопрос об увольнении. Тогда мы поняли, что тут не шутят.
Ну, и, конечно, интересно было видеть наше голодающее Поволжье на фоне импортной еды и напитков: кока-колы, фанты, жвачки. Тогда мы впервые увидели колбасу салями, тонко нарезанный сыр в упаковочках. Признаюсь, сначала я не мог разорвать эту упаковку (очень прочная), а потом присмотрелся и оказалось: надо отогнуть фиксатор, и она открывается, как тетрадка… Когда уезжали, накупили детишкам всяких лакомств: финских соков в разовых пакетиках… Было удивительно, что мир делает так много всего хорошего и вкусного.
… Два месяца мы совсем ничего спиртного не пили. И вот перед отъездом готовимся: покупаем вина, шампанского (любителей водки в нашей компании не оказалось), настоящих вкусных бананов, винограда, арбузов, всякой колбасы. Садимся в по-езд, размещаемся в купе, накрываем стол, смотрим друг на друга… И понимаем, что вино-то мы оставили в гостинице, в шкафу (четыре бутылки вина и четыре шампанского)!
Поезд отходил около четырех, мы за час поели и около пяти легли спать. Этим поездом уезжали с Олимпиады все ульяновские: милиционеры, солдаты. И через час весь состав уже пел песни. За исключением двух купе, которые два месяца не пили и в этот раз, поев, легли спать. Вот такая была «сухая» Олимпиада.
Записано 14.3.2003 г.
«Хорошо, очень хорошо мы начинали жить». Глава 8 (окончание)
События, 9.3.1937«Хорошо, очень хорошо мы начинали жить». Глава 7 (продолжение)
События, 18.6.1937